Гаси!
Текст из каталога выставки «Горизонты реальности».
Антверпен, MuHKA, 2003, с. 48 – 53.
Работа «Гаси!» была придумана и осуществлена мной вместе с еще двумя проектами «Воланы» и «Летающая тарелка» в 1992 году при следующих обстоятельствах.
Где-то в конце 1991 года Олег Кулик начал организовывать выставку "О прозрачности".
Время было выбрано подходящее. Недавняя августовская победа над путчистами развязала в стране невиданную энергию так называемого частного предпринимательства. Новый русский бизнес, обезумевший от бесконтрольности и безнаказанности, развивался со скоростью термоядерной реакции. Я с глубокой печалью наблюдал величественное зрелище подчинения всех высших человеческих интересов силе денег. Среди этого разгула страстей все, что могли предложить художники, выглядело довольно бледно. Искусство на глазах превращалось в глубоко личное дело, приватное занятие, что частью моих друзей было провозглашено новой эстетической программой, на мой взгляд, абсолютно беспомощной.
Но ей существовала и альтернатива. Если я правильно понимал Олега, то под "прозрачностью" он имел в виду искусство, которое способно мимикрировать под социальную реальность, сливаться с ней, казаться невидимым, оставаясь мощным и самостоятельным. В конечном счете, отсюда и родился его нечеловеческий собачий образ, хотя в жизни я встречал скотство и поярче. В те годы я работал с композициями грандиозными по масштабам, но почти дематериализованными, находящимися на самой границе визуального восприятия. Кулик находил в них нечто родственное своей концепции, поэтому пригласил участвовать в этом проекте.
Для выставки был выбран заброшенный пионерский лагерь имени Юрия Гагарина. Мы поехали смотреть место. Облупившиеся корпуса, заросшие бурьяном спортивные площадки, выгоревшие щиты вокруг шеста для поднятия флага. Я не слишком люблю вспоминать мою юность, но здесь от этого некуда было деваться. Гагарин, невесомость, пропитанная спермой земля пионерского лагеря и бешенство от тяжести физического существования в 1992 году в Москве должны были отлиться в один образ. Через пару месяцев размышлений я решил повесить над лагерем облако из воланов для игры в бадминтон.
Это была идея, которую надо было еще осуществить. За это взялся мой друг и соавтор Константин Бохоров. Ему принадлежит пластическое доведение работы, и ряд технологических изобретений при ее реализации. В течение недели, в сентябре, под проливным дождем мы вешали тысячи воланов. Изо дня в день, с утра до вечера.
Весь проект финансировала московская галерея "Риджина", пример фантасмагорического сотрудничества финансово-промышленного капитала и современного искусства в постперестроечной России. Открытие выставки растянулось на всю ночь и было ознаменовано скандалом, в чем-то пророческим. Кулик мечтал объединить в одном пространстве новых бизнесменов и художников. Но они не очень понравились друг другу. Дело закончилось дракой. Точнее, это было избиение некоторых художников охраной бизнесменов. В ночном пионерском лагере, под песни и пляски приглашенных цыган, среди шашлыков из осетрины, под облаком из воланов для игры в бадминтон.
«Гаси!» - название моего второго проекта, осуществленного в рамках этого культурного мероприятия, как нельзя лучше подходило к происшедшему побоищу. В русском языке это призыв, обозначающий в волейболе необходимость нанести резкий удар по мячу сверху, так, что у противника уже не останется шансов его взять. Но и для возбуждения активного действия в уличном мордобое этот клич тоже годится.
Впрочем, хотя агрессивность и висела в воздухе той эпохи, ход моих мыслей при создании работы был совершенно иной. Меня привлекало, все невыполненное, несбывшееся, незавершенное. Брошенное по тем или иным обстоятельствам на полпути.
Non finito. Круг тем, являющихся очень важным в марксизме. (Вспомним размышление Маркса в «18 Брюмере Луи Бонапарта» о том, что пролетарские революции движутся от поражения к поражению.)
Над волейбольной сеткой я повесил на невидимой леске мяч, который замер как раз в том положении, когда все должны были к нему кинуться, но вместо этого разошлись. Судьба этих исчезнувших пионеров не на шутку волновала меня. Как и стремительно исчезающая советская цивилизация, вместе со всеми своими невыполненными обещаниями. «Гаси!» - звучало для меня как категорический императив вернуться и доделать то, на что у других не хватило сил и терпения.
Часть II
В последних словах можно расслышать если не заносчивость, то большую уверенность в собственных силах. Ну что же, то фантастическое время внушало мысль, что усилием воли миру можно навязать многое. «Волей, волей» - так называлась работа одного из моих друзей, созданная в конце 1980-х, тоже посвященная волейболу. (Сам я никогда не любил игру словами, но люблю эту вещь Гора Чахала). Другой мой приятель, в те годы совсем юный, разрабатывал план покорения современного искусства. «Поезд движется по расписанию?» – спросил я его. Ответ был: «Иду с опережением графика».
Последовавшие вслед за этим ответом 10 лет внесли серьезные коррективы, как в наши расчеты, так и в представления, о том, насколько реальность податливая штука. Она демонстрировала такую возможность растереть в слизь почти любого, что как-то приходилось начинать принимать ее во внимание. Испытывая все большую симпатию ко всем, кто не позволил с собой расправиться никаким обстоятельствам. Хотя, и не перекроил вселенную по своему замыслу. Минуя все подробности этого движения навстречу жизни, как она есть, я перейду к одному из моих последних проектов «Мама, папа & Лига чемпионов» (2002), ставшего прямым продолжением работы «Гаси!».
В серии из 13 фотографий действие вновь разворачивается в среднерусском пейзаже вокруг застывшего мяча, на этот раз футбольного. Играют мои родители. Они сражаются за мяч, забыв о счете, зрителях, судьях, и правилах. С самозабвением и спортивной ожесточенностью. Без прессы и телекамер. С мимикой боли и страсти, ничем не уступающими профессиональному футболу.
Нетрудно заметить, что в развитии моих идей я за 10 лет недалеко продвинулся. Наверное, можно было бы потратить и меньше усилий, чтобы соединить старую инсталляцию с реальными людьми, но у меня на это ушло столько времени, сколько ушло.
Дмитрий Гутов. 2000 - 2003