Виктор Мизиано
ФАТАЛЬНЫЕ СТРАТЕГИИ
Фрагмент из каталога к выставке "No mans land".
No man's Land.
Copenhagen, 1995,
p. 75-77
...В контексте стратегии на освоение реальности поэтика Дмитрия Гутова крайне
индивидуальна: она может быть названа поэтикой критической реальности. Исходное
положения этой поэтики полемичны как охранительному консерватизму Захарова и
"герменевтов", но и не смыкаются с витализмом Осмоловского и Кулика:
реальность с его точки зрения не бессмысленна, а чревата значениями. Главное
обратить сознание на ее вдумчивое постижение, на считывание укорененных в ней
смыслов. Поэтому основная проблема поэтики критической реальности - это обретение
способности к объективному суждению, референцией которому был бы не текст, а
действительность. Отсюда ее понимание деконструкции как чистой схоластики и
требование от высказывания критической ясности и аналитической емкости. В художественной
практике это означает установку на максимальную редукцию языка: реальность проявляется
там, где язык достигает своей предельной минимализации и прозрачности. Иначе
говоря, бытие проступает там, где исчезает искусство. Этот эстетический аскетизм
выдает внутренний этический пафос поэтики критической реальности, ее принципиальную
преемственность традиции русского критического реализма Х1Х и ХХ веков. Однако
этическая строгость этой поэтики не мешает ей придавать исключительную значимость
акту репрезентации: ведь объективное суждение, будучи обретенным, должно быть
провозглашено громогласно. Т.о. искусство, сначала редуцируется, а затем экзальтируется
до феерической зрелищности.
Однако, насколько референтны объективные высказывания поэтики критической реальности? Ведь они представляют собой ничто иное, как инсталляционные вариации произведений давнего и недавнего прошлого. Иначе говоря, референтным произведениям Гутова оказывается не достоверная реальность, а реальность художественная. Саморедукция языка представляет собой не выявление реальности, а лишь процедуры тавтологии, т.е. замыкание языка на себе. Так суровый критический реализм оборачивается утонченным эстетизмом. Симптоматика этой поэтики состоит в выявленности в ней коллизий становления нового критического сознания: идейной основой поэтики Гутова оказывается возвращенный из небытия марксизм, т. н. "ленинская теория отражения", теоретическое наследие Михаила Лифшица. Закономерный своей установкой на аналитическое рациональное противостояние сфере бессмыслицы и энтропии, новый критицизм, тем не менее, лишен самоценной методологии и оказывается результатом рециклирования. Свою новую ортодоксию Гутов исповедует с не меньшей одержимостью, чем та, с которой Осмоловский и Кулик вызывают демонов власти и хаоса...