Проект "Над
черной грязью" разрабатывался мной как объединение нескольких тем и
сюжетов, которые довольно долго волновали мое воображение, но существовали почти
независимо друг от друга. Прежде всего, это ряд произведений, связанных с эстетикой
рубежа 1950-х - 1960-х годов. Собственно "Над черной грязью" было
переводом на язык инсталляции одной моей небольшой работы "Искусство
в быт", созданной в 1988 году. Эта картина, или скорее объект, представляет
собой дверцу от серванта 1960-го года с типичным орнаментом той эпохи, к которой
довольно хитрым образом был прикреплен не менее характерный бокал, заполненный
водой. Бокал как бы парил в невесомости перед плоскостью дверцы. Многие мои
масштабные проекты, осуществленные позже на природе и в галерейном пространстве,
имели своей отправной точкой эту дверцу и этот бокал. Преодоление силы тяжести,
неприкаянность застывших в воздухе предметов, вода, орнаментика, состоящая из
пересечения всевозможных не очень прямых линий, варьировались мной на разные
лады неоднократно.
"Искусству в быт" предшествовала некоторая исследовательская работа
по выявлению источников всех этих линий и полосочек, украшающих в начале 60-х
ткани, обои, посуду и все остальное, на что может быть нанесен узор. В конце
концов, за этими линиями обнаруживались реальные жизненные впечатления: следы
от лыжников, расчерченный конькобежцами лед, реактивные самолеты в небе, водоросли,
обозначения траекторий космических спутников и элементарных частиц. Весь скитающийся
мир, неспособный остановиться в точке покоя.
У этих наблюдений, которые могут показаться слишком эстетизированными, была
и обратная сторона: интерес к революционному движению и марксистской эстетике.
Маркс понимал древний мир, как более возвышенный, чем наш, во всем, где есть
законченный образ, форма и заранее установленное ограничение. В то время как
современное состояние согласно ему не дает удовлетворения, а там где выступает
самоудовлетворенным - пошло. Этот взгляд мне представлялся, да и сейчас представляется
очень мужественным. Он защищает в истории то, что не состоялось, не завершилось,
отступило перед громадностью своих собственных целей, не смогло приобрести образ
и форму, но и не стало пошло ограниченным. Это относится, не в последнюю очередь,
и к самой судьбе идей "Манифеста коммунистической партии". В 1960-х
годах я тоже находил, звучащее эхом нежелание примириться с обстоятельствами,
которые заведомо сильнее нас, и постановку задач, которые не знают, что такое
заранее установленные рамки.
В требовании почти невозможного много реализма. Здесь я солидарен с теми, кто
участвовал в событиях 1968 года. Как его много в живописи Курбе или у русских
художников второй половины 19 века. И работа "Над черной грязью" строилась
как соединение стилистики 1960-х годов с реалистическим пейзажем. Светлые линии
на черной дверце от серванта представились мне редкой дощатой мостовой над непролазной
хлябью русских дорог. Разруха в Москве первой половины 1990-х при этом тоже
сыграла непоследнюю роль. Самым же непосредственным живописным источником явилась
картина Юрия Пименова, написанная в 1962 году,
"Свадьба на завтрашней улице" - одно из самых знаменитых произведений
той эпохи. История молодых людей, начинающих жизнь на новом месте, с чистого
листа, и до этого меня привлекала. С ней была связана моя работа над выставкой
1993 года "60-е еще раз про любовь".
Возможность осуществить в Москве в 1994 году выставку "Над черной грязью"
(проект достаточно трудоемкий) возникла только благодаря новому русскому банковскому
капиталу, возникшему так же стремительно, как и исчезнувшему.
Д. Гутов. Май 1999 года.
