КРАСОТА ПО-ПИСАНОМУ

В галерее «Триумф» открылась выставка художника Дмитрия Гутова «Жизнь тяжела, но, к счастью, коротка»



ГАЗЕТА.RU

17.03.2014
 
Обертки от конфет, коряги, холсты с надписями: в галерее «Триумф» открылась выставка художника Дмитрия Гутова «Жизнь тяжела, но, к счастью, коротка» — живописный эпос, притворившийся стеной

Последние несколько лет художник Дмитрий Гутов делает внушительных размеров конструкции из обрезков железа, которые при взгляде с определенной точки превращаются в трехмерные иконы и эротические сценки с участием вакханок. Выставка его живописи в галерее «Триумф» работает по тому же принципу. Чтобы почувствовать ее нерв (пульсирующий, например, в работе «Жалкое, кривое, скособоченное, несовершенное»), нужно отойти подальше и абстрагироваться от неприглядности материала.

Гутов-художник прячет в себе интеллектуала-марксиста под маской деструктора-постмодерниста, не чурающегося ярмарок современного искусства, биеннале и коммерческих галерей. Гутов-теоретик пропагандирует идеи не самого популярного советского философа-антимодерниста Михаила Лифшица, который громил и разоблачал западный авангард. В 1990-х Гутов участвовал в радикальных акциях московских акционистов (Бренер, Кулик, Осмоловский) и насмехался над профанами, пишущими березки да домишки в квазиклассическом духе (проект «Дилетантизм в искусстве»).

В 2000-х принялся тосковать по классической культуре, переосмысливать античность и Рембрандта и иллюстрировать «запретные» русские пословицы.

В общем, добросовестно выплачивал, как ипотеку, дань художественному излишку, нагромождению рвущихся наружу смыслов, не поддающихся никакой системе.

Выставка «Жизнь тяжела», особенно в сравнении с внушительной и всеохватной прошлогодней ретроспективой художника в Московском музее современного искусства, аскетична и скромна, однако тоже имеет резюмирующий оттенок.

Здесь собраны 80 работ, от растиражированного портрета одного и того же полосатого свитера или обертки от конфеты «Красный Октябрь» до однородных полотен с цитатами из Ленина.

Или, например, писем Ван Гога к брату Тео («Если в том, что ты делаешь, чувствуется дыхание бесконечности, работается легче и спокойнее»). Есть и автобиографические сентенции вроде:

«Я преподавала в школе для идиотов. Но такого дебила, как Гутов, даже там не было».

Своей «Жизнь тяжела» Гутов узаконивает для себя художественное бессилие и открыто подменяет произведение комментарием к нему. Художник вспомнил, что образ мира может быть явлен только в слове, и вступил с его помощью в диалог с вызывающе пустым холстом.

Небольшое однородное полотно грязно-кирпичного цвета с надписью «Тупая мутная беспросветная *****» для него — это и стена, на которой художнику остается лишь начертать известную трехбуквенную комбинацию, и его личный «Черный квадрат».

Кирпич, одновременно не обозначающий ничего и вобравший в себя всю тяжеловесную историю искусства, нависшую над современным художником и требующую немедленного высвобождения.

Слившиеся со стеной невыразительные полотна — а таких на выставке еще несколько, — кажется, вышли из шинели Марка Ротко, чтобы расправиться и обесценить и его, и весь абстрактный экспрессионизм. Вместе с комментариями (от «Школа дала мне главное — ненависть к социуму» до «Люди здесь неплохие, только ничего не понимают») они образуют концептуальное рагу из живописи, разрушающего ее текста и стены, пожирающей и то и другое.

Избавившись от деспотии преследующих его визуальных образов, Гутов стал рабом текста.

Он требует от стены, пустого холста, культуры ответа на вечный вопрос: чему считаться картиной, а чему заборной письменностью? Но стена, холст и культура безмолвствуют. Зато отвечает Ван Гог, цитата из которого воспроизведена еще на одной картине: «Когда пустой холст таращится на тебя, как идиот, малюй хоть что-нибудь».

Гутов и малюет — конфетные обертки, одну и ту же деревянную корягу, грустную черную обезьяну. И таким образом создает настенный эпос, соединивший в себе рассуждения о природе упадка и сознании собственной неполноценности, о переживающей кризис живописи, о долге художника и «дыхании бесконечности».

Отчаянное нежелание Гутова становиться властителем дум, выраженное в заимствовании слов и форм, и подкупает, и заставляет задуматься, не грубое ли это мужское кокетство в духе, например, его работы с комментарием «Если бы я рисовать умел, мне цены бы не было». От образа воинственного нонконформиста начала 1990-х он давно ушел. От списанных с античных напольных ваз и вновь созданных из искореженного металла сцен с участием юных жриц, кажется, тоже.

Выставка «Жизнь тяжела» — выдержанная в спокойных тонах, повествовательная структура, смысл которой выходит далеко за ее пределы.

Точно так же, как и в случае с очерченной в квадрат фразой «Смысл выходит за пределы картины» на одной из работ художника.

 

Татьяна Сохарева