Дмитрий Бавильский о Д. Гутове и О. Кулике



Очень люблю инсталляцию Дмитрия Гутова "Над чёрной грязью", сделанную в 1994 году совместно с Т. Хенгстлер в галерее "Риджина": 25 тонн и 500 метров свежеструганных досок, сваленных на пол одной из первых столичных галерей, отсылали к картине Юрия Пименова "Свадьба на завтрашней улицы" (1962 г.) из собрания Третьяковской галереи. Одна из лучших и многоплановых инсталляций ХХ века, как бы между прочим (и помимо прочего) вскрывающая особенности гутовского таланта: точность, помноженную на намеренную неброскость и делённую на фактурную выразительность.

Грязь, она же слякоть - как в очень важном гутовском видео "Оттепель", идущем под музыку Дмитрия Шостаковича (о, объекты Гутова ещё и зело музыкальны, в их основе зачастую лежат приёмы музыкальной композиции и это тоже важная отличительная черта его творчества) оказывается для него символом и метафорой социальных и общественных процессов.

Возможность изгваздаться, испачкаться, прилипчивость характеризуют подвижные процессы, общую подвижность, что, в свою очередь, характеризует жизненность происходящих процессов. Тот самый, сформулированный Мандельштамом, "огромный, неуклюжий, Скрипучий поворот руля", управляющий дорогой российского развития.

Осознанно, но или нет, но помимо классической картины Пименова, работа Гутова отсылает к другой, на этот раз малоизвестной работе Олега Кулика, сделанной под эгидой всё той же "Риджины" - выставке, посвящённой Андрею Монастырскому и группе "Коллективные действия", для чего Кулик вырезал и вывез в пространство московской галереи целый пласт земли с Киевогородского поля, куда Монастырский со товарищи выезжали для осуществления своих концептуалистских действий (описание её ниже, в бонусе).

Оба художника в данном случае работают с землей, большими массивами земли, захваченной в разных агрегатных состояниях и перенесённых из одного, стихийно-естественного, существование в другое, галерейное, обрамленное.

Но как же по разному они действуют в схожих случаях, давая ключ к пониманию своего дальнейшего (и, кстати, предыдущего) пути!

Грязь Гутова - живая, тогда как земля Кулика - гальванизированная, высыхающая, выставленная в качестве таксидермической продукции. Инсталляция Кулика призвана сохранить, законсервировать существующий природный объект, придав ему иной статус. Его земля принципиально неживая, заранее вытоптанная концептуалистами (хотя вопрос кто живее, концептуалисты или же соцреалисты дискуссионный).

Интерес Кулика к восковым куклам, фотографиям мёртвых обезьян и ещё более мёртвых чучел из зоологического музея, мумиям и коллажам с мумиями выказывает острый некрофильский интерес "господина оформителя", начинавшего инсталлятором чужих художественных достижений.

Впрочем, гутовская грязь тоже не может вечно сохнуть; грязи свойственно высыхать и рассыхаться, застывая расползающимися по поверхности трещинами.

Кажется, что нынешние сварные объёмные конструкций из железа, сделанные на основе рисунков Рембрандта, это и есть грязь, ссохшаяся до самого последнего, едва ли не каменного состояния.

Огромный и неуклюжий руль повернул и встал на дыбы - отныне им украшают стены, способные выдержать тяжесть. Не случайно, что у Гутова лучше всего (объёмнее всего) выходят артефакты с культурной подкладкой, тогда как лучшие работы Кулика одухотворяет и наполняет содержанием первородная "животная дикость".

Нужно ли говорить, что дикость оказывается мертва (в том числе и изнутри), тогда как культура всё ещё веет там, где хочет.