Мих. Лифшиц
Учит ли этика этике
Стенограмма выступления на дискуссии, посвященной проблемам этического просвещения и нарвственного воспитания
Молодой коммунист. 1974 г. № 9. С. 79 - 81
Я позволю себе сказать несколько слов в защиту учительницы Л. Борзых, чье письмо подверглось здесь суровому осуждению. Мне кажется, что письмо не лишено ума и культуры. В самом деле, верно ли, что преподавание этики в школе и высших учебных заведениях способно решить сложные вопросы нравственности!
Учительница сомневается в этом и, кажется, имеет свои основания.
Она справедливо замечает, что применение «задачников по этике» может привести к превращению морали в казуистику, а рецептурный справочник по нравственному поведению принесет больше вреда, чем пользы. Она остроумно пишет, что «отличник по этике» и нравственная личность не одно и то же.
Увы, это так. Хорошо еще, если наш «отличник по этике» не окажется личностью безнравственной. Автор письма касается серьезнейшего вопроса самой этики, больше того, самой жизни, в которой такие противоречия возможны.
У меня нет никакого желания мешать дальнейшим успехам этики и преподавания ее. Теория нравственности — один из важных разделов всего комплекса наук, ведающих мировоззрением. В каждой великой философской системе прошлого была особая дисциплина, занятая анализом нравственных отношений (у Канта, например, его «критика практического разума»). Если в наших условиях для нравственного развития личности полезно и необходимо марксистское просвещение в целом, то, без сомнения, для этой цели полезно также изучение философии, включая сюда и этику в научном ее понимании.
Что же касается меньшей по сравнению с другими научными ведомствами обеспеченности штатами, кафедрами, институтами (с бухгалтерией и отделом кадров), на что так жаловались предшествовавшие ораторы, то в этом едва ли можно видеть признак невнимания к этике. Скорее наоборот — здесь проявляется разум общества, его уважение к тем вопросам, которые не терпят формального, внешнего, количественного решения.
При всей очевидной важности науки для общества она всегда несет в себе опасность формального знания, абстракции, ученого бюрократизма. Наука не может просто командовать жизнью. Она должна слиться с ней, перейти в плоть и кровь людей. Единство теории и практики нельзя рассматривать внешне, прагматически, как отношение коня и всадника. Так, по крайней мере, обстоит дело в науках, лежащих за пределами техники, особенно в такой научной дисциплине, как этика, изучающая внутренние побуждения людей. Но даже водитель машины не может каждый раз обращаться к техническому справочнику или правилам уличного движения. Разумные правила становятся его личным достоянием, сливаются с его индивидуальностью, приобретая автоматизм самой жизни, а если они будут висеть над ним подобно «задачнику по этике», то катастрофа неминуема.
Великий философ Гегель совершил свои лучшие открытия в области диалектической логики, но ему же принадлежат золотые слова: логика не учит мыслить, как физиология не учит переваривать. Если бы это было иначе, то преподаватели логики стали бы лучшими мыслителями мира, но мы хорошо знаем, что это не так. Мы знаем также, что профессора физиологии не гарантированы от плохого пищеварения и даже от язвы желудка. Придется, видимо, специалистам по этике также признать, что обучение их науке само по себе не делает людей чище.
При известных обстоятельствах оно может даже сыграть дурную роль. Взглянем на этот вопрос с другой стороны. Отвергая мещанские возражения против коммунизма, Ленин писал, что будущее общество несовместимо с психологией бурсака из повести Помяловского, способного зря портить общественное богатство и требовать невозможного. Общество, которое является нашей целью, предполагает новый человеческий тип, без него коммунизм просто невозможен. Вопрос заключается в том, чтобы растущая общественная власть и централизация, необходимо связанная с прогрессом, не вызывали в отдельном человеке обратных чувств, бунт обывателя, обращенный против орудий труда и всего народного достояния.
Для коммунистического сплочения людей необходимо, чтобы общественное распределение не вызывала в человеке острое чувство зависти к чужому куску и ненасытную жажду обладания всеми благами мира без опосредования трудом, мало того, при отвращении к труду, которое может принять демонический оттенок. Само собой разумеется, что идеология бурсака сидит не только в пьяном паразите, но и в каждом Тит Титыче, показывающем мелкой сошке, зависящей от него, свой произвол, свой «трудный характер».
Однако произносить эти обидные слова еще не значит содействовать победе общественного начала над агрессивным инстинктом обывателя. Мы не верим в то, что на дне человеческой души открывается ход в подвал, откуда лезет всякая гадость. Мы не верим в «радикально злое», присущее человеческой природе, согласно учению Канта. Иначе коммунизм был бы пустой мечтой. Но, отвергая старые представления о человеке, нельзя устранить реальные нравственные конфликты одной лишь проповедью единства общественных и личных начал. Наша обязанность стремиться к устранению причин, которые толкают людей в активную обывательщину, пробуждая в них нечто мелкое, ничтожное, злобное, увлекающее душу ложной позой, мнимым торжеством над собственным бессилием.
Здесь можно, пожалуй, вернуться к этике. Она ведь тоже представляет общественное начало, и нужно, чтобы она представляла его, не вызывая болезненного протеста против лучших целей общества. Вы помните, сколько нравственных поучений досталось на долю несчастного бурсака из повести Помяловского и сколько розог было потрачено для записывания этих высоких истин на самом нежном пергаменте. Но, кажется, больше, чем розог, обитатели бурсы боялись нудной проповеди, которую их наставники умели преподнести им с особым садизмом.
Вместо того, чтобы сочинять «задачники по этике», не лучше ли обратиться к опыту классической литературы, которая многое уже объяснила в этой области!
Я не хочу заменить учебник по этике учебником литературы или самой литературой как учебником жизни. Я говорю только, что нельзя жить по учебнику. Это приведет к отталкиванию от самых лучших правил. Что касается изучения вопросов этики в рамках общего марксистского просвещения (если оно не оторвано от жизни), то такое изучение может отразиться на общественной нравственности самым благотворным образом. Однако мечта о существе, полностью запрограммированном в моральном отношении, начиная с пеленок, кажется мне чем-то противным самой морали. Учительница права. Не следует расширять область предписаний. Результат будет совершенно обратный.
Почему же «отличник по этике» не идеал человека, а общество, в котором «хорошие» и «добрые» согласно полученным дипломам командовали бы «дурными», — не самое умное общество!
Прежде всего потому, что нравственность основана на чувстве полного равенства всех людей. Различие моральных и неморальных или добрых и злых (по старой религиозной терминологии) относительно перед лицом этого равенства. Вот почему роль морального наставника требует большой осторожности.
Если учитель нравственности слишком входит в эту роль, он незаметно теряет свое моральное преимущество и становится ниже того, кого он хочет учить добру.
Недаром русские революционные демократы прошлого века отвергли мораль поучения и благодеяния. Недаром Маркс однажды, сказал, что противоположность добрых и злых — это последняя форма, которую аристократия придает своим предрассудкам. Не будем же аристократией, витающей над толпой простых существ. Пусть наша мораль не пробуждает антимораль. Когда людям надоедают «отличники по этике», в них просыпается дикое желание сломать забор или, подойдя к только что отстроенному чистенькому детскому саду, с дьявольским смехом написать на его девственно-белой стене грязное ругательство.
Мы знаем, что социалистическое общество еще не может дать полной справедливости.
Между тем в массе своей люди уже понимают, что они равноценные существа, а современные «средства информации» показывают им образцы лучшей жизни. Требования необходимого святы, но и «требования невозможного» (по выражению Ленина) — это элемент психологии «потребительского общества», такой психологии, которая отвлекает людей от их общественных интересов, разъединяет их жадностью.
Лекции на эту тему читать можно, однако едва ли они достигнут цели без участия реальных жизненных сил. Автор одного писем в редакцию вашего журнала близок к истине. «Я думаю, — пишет рабочий-оператор Н. Коноплев, — что безнравственность начинается, когда человек лишен возможности творческого самовыражения, когда его труд, его практическая деятельность малосодержательна. Это главное, а не недостатки в воспитательной работе». Действительно, прежде всего нужно думать о содержательности жизни, не оставляющей человека в положении бурсака из повести Помяловского. Само собой разумеется, что «содержательность» охватывает и теоретический интерес, в том числе глубоко задевающий людей интерес к их собственным нравственным отношениям, так что этика при этом не пострадает.
Мы здесь рассуждаем за «круглым лом», и он действительно в принципе круглый, хотя имеет четыре угла. Об эти углы можно ушибиться. Я знаю это не из книг. И вот почему мне кажется очевидным, что не надо увеличивать число углов еще одной регламентацией – нравственной.
|