Андрей Ковалев
ARTХРОНИКА № 1, 2003, с. 87
Все уйдем в партизаны


События в проекте Дмитрия Гутова "Мама, Папа & Лига чемпионов" разворачиваются в стандартном среднерусском пейзаже, где старик и старуха, облаченные в новенькую форму, самозабвенно сражаются за футбольный мяч. В авторском тексте, прилагаемом к выставке, начертано - "Они продолжают свою игру без зрителей, прессы и телекамер. Они подобны часовому, которого забыли на посту".
Как и в предыдущем проекте Гутова ("Мама, Папа и телевизор"), в акции художника участвуют его собственные отец и мать, отчего социокультурный пафос художника, настаивающего на прямолинейном реализме своих акций, приобретает статус некой интимной исповеди. Или некоего антифрейдистского манифеста. В семидесятых - восьмидесятых усилия предшественников и оппонентов Гутова, соцартистов, были направлены на низвержение и убийство и карающего тоталитарного Отца. Но теперь дело приобрело новый оборот - на месте несокрушимой тоталитарной машины остались только бедные старики, "которые впервые столкнулось с современным капиталистическим миром, когда им уже было за 60 лет. Это герои Дейнеки, Самохвалова, фильмов "Вратарь" и "Запасной игрок", не покинувшие спортивное поле и после крушения советской культуры" (из пресс-релиза). Посыл вполне в духе этики-эстетики русской литературы девятнадцатого века - искусство не просто должно, но и обязано говорить об "униженных и оскорбленных". Дмитрий Гутов при этом занят вовсе не реставрацией Светлого Прошлого, но восстановлением навсегда исчезнувшего мира отцов.
И эту реконструкцию Гутов, выпускник Отделения истории и теории искусства Института Живописи, Скульптуры и Архитектуры имени И. Репина (проще говоря, ленинградской Академии Художеств), производит с каким-то монументальным усердием. В центральной части проекта расположен большой коллаж, где незабываемые образы спортивных звезд перемешаны с тщательно собранной подборкой на тему "образ спорта в советском искусстве". Как совершенный невежда в области физкультуры и спорта, ничего по поводу репрезентативности собранной Гутовым коллекции спортивного фото сказать не могу. Зато должен сообщить потенциальному зрителю, что изучение предлагаемой подборки произведений русского, советского и постсоветского искусства потребует от зрителя, как минимум, высшего искусствоведческого образования.
Но Гутов все же художник остросовременный, склонный к сложным теоретическим манипуляциям. Наследие ХХ века у поклонника и адепта основателя марксистской эстетики Михаила Лифшица и пылкого гегельянца Георга Лукача выражается в работах Гутова в демонстрации предельного "отчуждения", которое, по мнению теоретических наставников художника, происходит из отчуждения работника от средств производства. Другое дело, что в данном случае производство магического - то есть тотального единения ради спортивной Победы, захирело, подобно большинству гигантов советской индустрии.
Но проблема отчуждения (если точнее - то очуждения, если использовать термин Виктора Шкловского), все же осталась актуальной. Самый простой пример, имеющий отношение и к самому Дмитрию Гутову. Небесной целью искусства девяностых был диалог с социумом. Ради этого диалога Гутов подвешивал в пионерлагере имени Гагарина тысячи почти невидимых воланов для игры в бадминтон, заливал грязью пол в "Риджине", насыпал кучу опилок в Центре Современного Искусства, рисовал невнятные дилетантские картинки. Но диалог так и остался односторонним, а художник, претендующий на нечто большее, чем украшение офисов и апартаментов, нынче смотрится как персонаж по имени Панталоне из итальянской комедии масок, донимающий окружающих своими нравоучениями. В сущности, столь же нелепый, как и достойнейшие престарелые леди и джентльмены, митингующие у Исторического музея.
Впрочем, при желании можно найти своеобразную сыновнюю почтительность в монументальной фигуре белорусского партизана из старого анекдоте, до которого не дошли сообщения о конце войны, и который продолжает взрывать поезда. Впрочем, и диалог с этими партизанами Всеобщего, которых отобразил Гутов, также, судя по всему, принципиально невозможен. Остается только принять описанную художником ситуацию как данность.
Из его послания, кстати, можно извлечь и прагматические выводы культурологического и геополитического свойства. Наши спортсмены перестали побеждать на международных ристалищах вовсе не потому, что утратили волю к Победе, но потому, что сам спорт перестал быть Ритуалом, каковым он был во времена Яшина и Дейнеки. Этот давно забытый ритуал и исполняют оставшиеся в полном одиночестве последние его адепты, которые одни только помнят о его существовании. Заметим попутно, что очень даже процветают наши легионеры, сражающиеся в заокеанских командах и превратившиеся из магических персонажей в субъекты масс-медиа. Таким образом, можно сказать, что "наши" начнут побеждать только тогда, когда из и декоративного элемента "большого стиля" превратятся в тривиальный масс-медиальный образ.